С античных времен известно, что для гармоничного развития человеку нужны как умственные, так и физические нагрузки. Подтверждением тому служат, например, великие русские писатели: А. С. Пушкин, успешно занимавшийся боксом и Л. Н. Толстой, на протяжении всей жизни делавший гимнастику. Кто решится утверждать, что эти личности не были гениальными и всесторонне развитыми?
Для многих знаменитых писателей занятия спортом были важной частью повседневной жизни. А накопленный в этой сфере опыт и наблюдения они ловко использовали в своей литературной деятельности.
Максим Горький любил лыжи. Заядлым атлетом был Александр Куприн. Он даже выступал в цирке, поднимался на воздушном шаре и опускался под воду в гидрокостюме. А самым тихим видом спорта занимался Иван Тургенев. Будучи отличным шахматистом, он участвовал в международных турнирах.
Но давайте обо всех по порядку…
Престижные учебные заведения дореволюционной России уделяли большое внимание всесторонней подготовке и развитию учеников. Сюда входило не только штудирование наук, но и физическая подготовка, а также строгий режим дня и довольно спартанские условия проживания. Именно в такой системе вырос Александр Сергеевич Пушкин.
Пушкин был неплохо развит физически и с детства любил спорт, подвижные игры. В Царскосельском лицее он проучился 6 лет и его друг И. И. Пущин вспоминает, что в те годы Александр Сергеевич был не только погружен в думы и чтение, но и был «мастер бегать, прыгать через стулья, бросать мячик». Пушкин всё время стремился в играх первенствовать и даже приходил в бешенство, если кто-то «другой, ни на что лучшее не способный, перебежал его или одним ударом уронил все кегли». По словам Пущина, это был живой, подвижный, быстроглазый мальчик.
Мемуарист Павел Анненков в своей книге «Материалы для биографии А. С. Пушкина» писал, что в юношестве поэта отличала «крепкая, мускулистая и гибкая физическая организация». Пушкин «славился как неутомимый ходок пешком, страстный охотник до купанья, езды верхом и отлично дрался на эспадронах, считаясь чуть ли не первым учеником у известного фехтовального учителя Вальвиля».
Упомянутый Вальвиль, кстати, был автором краткого трактата по фехтованию «Рассуждение о искусстве владеть шпагою», изданного на русском и французском языках.
В середине 1840-х годов Алекс Вальвиль находился уже в Париже. Более того, известно, что Александр Дюма написал роман «Учитель фехтования», используя биографические факты жизни пушкинского учителя.
Впоследствии Пушкин брал уроки у не менее известного фехтовальщика Огюстена Гризье.
В свидетельстве, выданном 9 июля 1817 г. воспитаннику Царскосельского лицея Александру Пушкину, отмечается, что «…в течение шестилетнего курса обучался в сем заведении и оказал успехи… в российской и французской словесности, а также в фехтовании превосходные…»
В лицейской программе в число обязательных дисциплин входили также верховая езда и плавание, полюбившиеся поэту.
Свои занятия спортом он не оставил и в зрелом возрасте.
Александр Сергеевич серьезно увлекался боксом. Предполагают, что любовь к этому виду спорта он перенял у своего кумира английского поэта-романтика лорда Д. Г. Байрона. В первой четверти XIX века в России не было тренеров по боксу, и вопрос о том, кто учил боксировать Солнце русской поэзии, до сих пор вызывает споры исследователей.
По одной из версий, Пушкин учился сам по пятитомнику «Боксиана; или очерки о древнем и современном боксе», издаваемому Пирсом Иганом с 1813-го по 1828-й год.
По другой версии, Пушкин познакомился с боксом благодаря своему приятелю Михаилу Андреевичу Щербинину, который вместе с императором Александром I был в Англии после победы над Наполеоном и взял там несколько уроков.
Так, или иначе, но в 1827 году Александр Сергеевич уже учил сына своего друга Петра Андреевича Вяземского «боксировать по-английски».
Вот как описывает это Павел Петрович Вяземский в своих воспоминаниях о детстве:
«В 1827 году Пушкин учил меня боксировать по-английски, и я так пристрастился к этому упражнению, что на детских балах вызывал желающих и нежелающих боксировать, последних вызывал даже действием во время самих танцев. Всеобщее негодование не могло поколебать во мне сознания поэтического геройства, из рук в руки переданного мне поэтом-героем Пушкиным. Последствия геройства были, однако, для меня тягостны: меня перестали возить даже на семейные праздники…».
Ничто не могло изменить привычку Пушкина заниматься своим физическим развитием.
В ссылке в Михайловском в распорядке дня поэта работа за письменным столом чередовалась с различными упражнениями. Сюда входили прогулки с железным посохом, езда верхом, тренировка в стрельбе из пистолета, купание летом и зимой (!) в реке Сороти.
Петр Плетнев, профессор Петербургского университета, которого поэт считал «…всем – и родственником, и другом, и издателем, и кассиром», вспоминал о режиме дня Пушкина в 1830-х годах:
«Он каждое утро отправлялся в какой-нибудь архив, выигрывая прогулку возвращением оттуда к позднему своему обеду. Даже летом, с дачи, он ходил пешком для продолжения своих занятий. Летнее купание было в числе самых любимых его привычек, от чего не отставал он до глубокой осени, освежая тем физические силы, изнуряемые пристрастием к ходьбе. Он был самого крепкого сложения, и к этому много способствовала гимнастика, которою он забавлялся иногда с терпеливостию атлета. Как бы долго и скоро ни шел он, дышал всегда свободно и ровно. Он дорого ценил счастливую организацию тела и приходил в некоторое негодование, когда замечал в ком-нибудь явное невежество в анатомии».
Впрочем, как свидетельствовал кучер Пушкина Петр Парфенов о своем хозяине: «Плавать – плавал, да не любил долго в воде оставаться. Бросится, уйдет вглубь и – назад. Утром встанет, войдет в баню, прошибет кулаком лед в ванне, сядет, окатится – да и назад».
Александр Сергеевич и своих друзей пытался приучить к здоровому образу жизни. Например, Михаилу Осиповичу Судиенко поэт рекомендовал: «Ты пишешь, что потерял аппетит и не завтракаешь так, как бывало. Это жаль, делай больше физических упражнений, приезжай на почтовых в Петербург, и аппетит вернется к тебе…».
Младший современник Александра Сергеевича, Михаил Юрьевич Лермонтов, рос слабым мальчиком. С ранних лет он болел рахитом и золотухой, но к юности сумел окрепнуть. Этому способствовали частые поездки на Кавказские Минеральные Воды.
Показательно отношение Михаила Лермонтова к традиционной «спортивной» русской забаве – боям стенка на стенку, которые устраивались в селе Тарханы под Пензой. Сначала такие «мероприятия» вызывали у мальчика страх и слезы. Впоследствии он перестал бояться и уже сам успешно организовывал кулачные поединки среди деревенских мальчишек, угощая победителей пряниками. Позднее, в «Песне про купца Калашникова» поэт блестяще показал кулачные бои на льду Москвы-реки XVI века.
Когда Лермонтову исполнилось восемнадцать, его физическая подготовка уже могла стать предметом зависти. Получая военное образование в петербургской Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, Михаил Юрьевич, например, развлекался тем, что делал узлы из шомполов.
А еще офицер Лермонтов в гусарском полку боксировал и «развлечения ради боролся на поясах».
Но любимым видом спорта Лермонтова была верховая езда. Хотя был в его биографии случай, когда подстрекаемый сослуживцами, чтобы показать свое умение в езде, он сел на молодую невыезженную лошадь. Та начала беситься в манеже, будоража и других лошадей. В итоге одно из животных расшибло Лермонтову ногу. Нога зажила, но кости срослись криво, и поэт стал хромать. Это ничуть не остановило его. Михаил Юрьевич продолжал тренироваться с еще большим усердием. И не зря.
В умении держаться в седле с ним могли сравниться единицы. На Кавказе он освоил джигитовку: с легкостью исполнял на лошадях различные акробатические трюки. А прекрасное мастерство верховой езды однажды спасло жизнь Лермонтову, уходящему от погони вооруженных горцев.
Кстати, посмотрите на рисунки Лермонтова – на многих из них изображены лошади, столь любимые им.
Пара слов об умении поэта фехтовать. Михаил Лермонтов был учеником Александра Вальвиля, того самого, что в лицее давал уроки Пушкину. Хорошо владея шпагой и рапирой, Лермонтов мог быть заранее уверен в успехе своей первой дуэли с Барантом на Черной речке. И, действительно, всё шло хорошо, однако, во время дуэли у Лермонтова неожиданно переломился клинок, и пришлось перейти на пистолеты. Первым стрелял Барант, но промахнулся. Лермонтов был отличный стрелок, но он предпочел выстрелить в сторону, после чего все разъехались. Это была первая, удачная дуэль Михаила Юрьевича…
Пожалуй, самым спортивным среди писателей XIX века был Лев Толстой.
«Надо непременно встряхивать себя физически, чтобы быть здоровым нравственно».
Эти слова Льва Николаевича Толстого можно считать одной из его важнейших жизненных установок.
Автор романов «Война и мир» и «Анна Каренина» прожил долгую плодотворную жизнь и не болел серьёзно до глубокой старости. Как ему удалось этого достичь?
Лев Толстой с юных лет каждый день делал зарядку, поднимал гири и не забывал про турник, на котором крутился, как настоящий гимнаст. Важной частью жизни графа были пешие прогулки и путешествия. Известно, что он регулярно ходил пешком из Москвы в Ясную Поляну (это 190 км!), совершал пешие паломничества из Ясной Поляны в Оптину пустынь (это 150 км), а также из Москвы в Троице-Сергиев монастырь (это 80 км).
Толстой, как никто другой, понимал, что жизнь – это движение. Он писал:
«…при усидчивой умственной работе без движения сущее горе. Не походи я, не поработай ногами и руками в течение хоть одного дня, вечером я уже никуда не гожусь: ни читать, ни писать, ни даже внимательно слушать других, голова кружится, а в глазах звёзды какие-то, а ночь проводится без сна».
Известно увлечение писателя гимнастикой. Его дочь Татьяна Сухотина-Толстая вспоминала, как в детстве любила заниматься физкультурой вместе с отцом:
«С папа бывало веселое занятие – это по утрам, когда он одевается, приходить к нему в кабинет делать гимнастику. У него была комната, теперь не существующая, с двумя колоннами, между которыми была вделана железная рейка. Каждое утро он и мы упражнялись на ней».
А жена Толстого, Софья Андреевна в дневниках записала, что незадолго до своего семидесятилетия граф купил «две семифунтовые гири», с которыми намеревался делать зарядку. 1 фунт – это примерно полкило, то есть каждая гиря весила чуть более 3-х кг.
Лев Николаевич, кажется, перепробовал все виды спорта и физической активности, которые были известны в России на тот момент. Одним из первых в стране он оборудовал у себя в Ясной Поляне теннисный корт!
Еще одной страстью писателя были коньки. В 70 лет он побеждал в беге на коньках молодёжь, гостившую в Ясной Поляне. А Софья Андреевна с восхищением вспоминала о трюках, которые ее супруг выделывал на льду.
Кстати, спортивные увлечения автора переняли и герои книг Толстого. Например, персонажи «Анны Карениной» Кити Щербацкая, любившая покататься на коньках, и Вронский обожающий верховую езду.
К здоровому образу жизни Лев Николаевич старался приучить и всех своих домашних. Сын Сергей вспоминал об отце: «Вообще отец придавал большое значение физическому развитию тела. Он поощрял гимнастику, плавание, бегание, всякие игры, лапту, городки, бары (французская игра наподобие догонялок) и особенно верховую езду. Иногда на прогулке скажет: бежим наперегонки. И все мы бежим за ним».
«Тихий спорт» был не менее любим классиком. Как и Иван Тургенев, Толстой был сильным шахматистом. Хотя, однажды он написал своей сестре Марии Николаевне о проигранных Тургеневу партиях: «Играли в шахматы. Он выиграл две, я одну, но я был не в духе».
Многие игроки отмечали его уверенный, изобретательный стиль, насыщенный комбинационными идеями. Сохранились фотографии, на которых Лев Николаевич запечатлён за шахматной доской. Эта игра, по его мнению, тренировала память, ум, смекалку и выдержку.
Что касается питания, то в 50 лет писатель стал вегетарианцем. Поездка на бойню в Тулу, после которой он решил отказаться от мяса, описана в его эссе «Первая ступень», там же писатель рассказывает о своей новой диете: «Мое питание состоит главным образом из горячей овсяной каши. Кроме того, за обедом я ем щи или картофельный суп, гречневую кашу или картофель и компот из чернослива и яблок. Обед может быть заменен, как я это пробовал делать, одной овсяной кашей. Здоровье мое не только не пострадало, но и значительно улучшилось».
Особое место в сердце писателя занял велосипед. Толстой научился кататься на нем в 67 лет! Он писал в дневнике об этом так: «За это время начал учиться в манеже ездить на велосипеде. Очень странно, зачем меня тянет делать это. Евгений Иванович [врач] отговаривал меня и огорчился, что я езжу, а мне не совестно. Напротив, чувствую, что тут есть естественное юродство, что мне все равно, что думают, да и просто безгрешно, ребячески веселит».
Новое спортивное хобби Толстого было встречено пристальным вниманием публики. Московский журнал «Циклист» докладывал о графе: «На прошлой неделе мы видели его катающимся в манеже в своей традиционной блузе. Искусство владеть велосипедом графу далось очень легко, и теперь он ездит совершенно свободно». Американское научно-популярное издание Scientific American сообщало: «Граф Лев Толстой… теперь катается на велосипеде, приводя в изумление крестьян в своем поместье». Реакция окружающих Толстого не смущала: он обучил езде своих детей, и сам позировал около велосипеда для фотографии.
В 1895 году Льва Николаевича приняли в Московское общество велосипедистов и подарили ему английский велосипед системы Rover, а также вручили писателю жетон и удостоверение, а чуть позже от Московской городской управы – «билет для езды на велосипеде по улицам города Москвы № 2300» и «нумерной знак» № 867.
Если вдруг Вам кажется, что спорт – это не про вас, и начинать уже поздно, вспоминайте Льва Николаевича, освоившего езду на велосипеде в 67 лет.
Ивана Сергеевича Тургенева и его любовь к шахматам мы уже упоминали. Поговорим об этом подробнее.
Один из приятелей Тургенева, литератор Константин Ободовский, говорил, что тому не были интересны ни вино, ни карты, а «единственная игра, составлявшая его слабость, были шахматы».
Письма Тургенева пестрели упоминаниями этой игры. «Знаете ли, в чем состоит главное мое занятие? Играю в шахматы с соседями или даже один, разбираю шахматные игры по книгам», – писал Тургенев в период ссылки в Спасском Сергею Аксакову.
Отразилась любовь к игре и на творчестве писателя. Описывая характер героя романа «Отцы и дети» Аркадия Кирсанова, Тургенев отметил, что тот отличался «уверенностью опытного шахматного игрока, который предвидел опасный, по-видимому, ход противника».
В часы скуки писатель мечтал разыграть партию с другом: «С истинным удовольствием мечтаю о том, как мы сразимся в шахматы с Вами на Вашей террасе», – писал он своему соседу Ивану Борисову в Россию из Парижа в 1865 году.
Дружеских матчей Тургеневу, впрочем, было недостаточно. Даже победных, и даже со Львом Толстым. Ему хотелось сразиться с профессионалами и показать своё мастерство. В Париже он был завсегдатаем «Кафе де ля Режанс». Это было самое знаменитое место во Франции, где играли в шахматы. Здесь можно было встретить известных тогда шахматистов Ж. А. де Ривьера, Г. Неймана, В. Стейница.
В 1861 году после успешной встречи Ивана Сергеевича с польским шахматистом В. Мачуским французские шахматисты стали называть Тургенева «Рыцарем слона», за то, что он искусно вёл игру слоном.
Вообще писатель имел большой авторитет в шахматных кругах. В 1870 году он был избран вице-президентом первого в истории международного шахматного турнира в Германии.
Кстати, уцелело короткое письмо Тургенева немецкому писателю и шахматисту Даниилу Гарвицу, в котором он напоминает ему о предстоящей встрече за клетчатой доской:
«Я нашил себе ревматизм в колене – и должен сидеть дома, вернее лежать. Наш «матч» все еще откладывается. Вместе с этим посылаю Вам книгу, которую Вы пожелали».
Ответ от Гарвица, увы, не сохранился. Состоялся ли шахматный матч, мы тоже не знаем.
Всё-таки надо было не только шахматами заниматься Ивану Сергеевичу, чтобы ревматизма не было…
А вот Александр Иванович Куприн в отношении к различным видам спорта и физической активности был полностью солидарен со Львом Толстым, который кстати о Куприне сказал: «Мускулистый, приятный силач».
Сам Куприн говорил:
«Люблю ли я спорт и каков мой взгляд на него? Да, люблю очень и занимался им когда-то много и усиленно. Спорт – большая и великая сила, и занятия им под опытным руководством дают громадную массу наслаждений и несомненную пользу в деле физического развития».
Александр Иванович с молодости был энергичным и физически активным человеком. Писатель очень любил цирк. Особый интерес у него вызывали выступления борцов-тяжелоатлетов.
Выйдя в отставку в 24 года, Куприн поехал в Киев, где познакомился с владельцами «Русского цирка» братьями Никитиными и увлекся классической борьбой. Писатель начал бороться в легком весе. Там же, в цирке он познакомился с Иваном Поддубным. В то время легендарный атлет занимался борьбой на поясах, но именно Куприн уговорил его попробовать себя в классической борьбе, которая Поддубного и прославила.
Сам Иван Поддубный говорил:
«Многим я обязан Куприну. Он открыл мне тайну, дал мне “борцовское сердце”».
Любовь к этому виду спорта вдохновила Куприна на рассказ «В цирке», где он рассказывает об атлете Арбузове, с «выхоленным, блестящим, бледно-розовым телом» и «резко выступающими буграми твердых, как дерево, мускулов».
В 1899 году Куприн организовал первый в городе борцовский клуб «Киевское атлетическое общество».
В 1901 году, переехав в Санкт-Петербург, писатель участвовал в организации борцовских поединков в цирке «Модерн», где у него было место за судейским столиком. Когда на ковре возникали спорные моменты, публика всегда требовала, чтобы именно его слово было решающим.
Куприн был дружен с еще одним известным борцом того времени, учеником Поддубного – Иваном Заикиным. Единственным силачом, умевшим положить Ивана Заикина на лопатки, был его наставник. Десять поражений, которые Заикин потерпел в схватке с Поддубным, были единственными за всю его долгую карьеру.
Тяга к авантюрным затеям однажды чуть не погубила Куприна и Заикина. В ноябре 1910 года в Одессе, с восхищением наблюдая за воздушными трюками Ивана Заикина во время показательного полета на аэроплане, Куприн пожелал опробовать «железную птицу». Иван Заикин на тот момент был еще недостаточно опытным пилотом и не смог трезво оценить перевес: вместе с пассажиром они составляли почти 13,5 пудов, то есть более 200 кг. Как назло, во время рискованного полета поднялся сильный ветер и аэроплан стал падать прямо на толпу людей.
«Я с каким-то странным равнодушным любопытством видел, что нас несёт на еврейское кладбище, где было на тесном пространстве тысяч до трёх народа…» – вспоминал об этом Куприн в своём очерке «Мой полёт», вышедшем в «Одесских ведомостях». Ивану Заикину чудом удалось вырулить аэроплан в сторону от толпы, и машина рухнула на землю, не причинив никому вреда. Пилот и пассажир, на счастье, тоже остались целы и почти невредимы.
Вот так, иногда дружба с борцами-атлетами может быть опасной.
Зато увлечение боксом здорово выручало самого Куприна.
«Вот что было со мной в Киеве.
Я поздно вечером возвращался домой. На улице было темно и морозно. На одном из перекрестков из-за угла выскочил рослый дядя и потребовал от меня деньги, часы и пальто. В моем кошельке было всего-навсего несколько серебряных монет, и расстаться с ними мне было бы не жалко, часы находились в закладе, но своим единственным, хотя и сильно поношенным пальто с собачьим воротником я сильно дорожил. Разумеется, пальто я решил не отдавать. Ты, может быть, думаешь, что я начал кричать и звать городового? Ну нет! Через две секунды предприимчивый дядя лежал на земле и вопил благим матом. И только когда я убедился, что как следует «обработал противника», как говорят боксеры, и он более не боеспособен, я оставил его, сказав на прощание: «Будешь теперь знать, мерзавец, как отнимать у человека его последнее пальто».
В списке спортивных увлечений Куприна также были стрельба, конный спорт, лапта. И, конечно, плавание, к которому Куприн относился с большим почтением. Писатель считал, что каждый житель Северной столицы должен уметь плавать: эта способность, писал он, «необходимое нам, русским, особенно петроградцам, живущим около больших водных пространств».
Чтобы лучше научиться разным стилям, Куприн записался на уроки плавания в бассейн, который в начале XX века открыл в Петербурге пловец-чемпион Леонид Романченко, именуемый человеком-рыбой.
С не меньшим восторгом писатель относился к стрельбе. Он называл этот вид спорта настоящим искусством.
«Одним из самых благородных и полезных спортивных упражнений (если не самым лучшим) я считаю стрельбу в цель, пулькою. В самом деле – искусство стрельбы в цель вовсе не лёгкое искусство. Оно требует от стрелка многих данных: спокойствия, хладнокровия, уверенности, душевного и физического равновесия, внимания. Зоркости взгляда, находчивости, терпения, тщательного изучения оружия и, наконец, умения аккуратно, даже, если хотите, любовно ухаживать за ним. <…> Стрелковый спорт интересен ещё и потому, что в нём нет пределов для совершенствования».
Хороший стрелок, по мнению, Куприна был примером для спортивного и этического подражания. «Замечательно, что люди, неумеренно пьющие и развратные, никогда в искусстве стрельбы не поднимаются выше среднего уровня», – отмечал он.
А еще Александр Иванович всячески популяризировал исконно русский вид спорта – лапту, в том числе и на страницах спортивного журнала «Геркулес».
«Эта народная игра – одна из самых интересных и полезных игр. В лапте нужны: находчивость, глубокое дыхание, верность своей партии, внимательность, изворотливость, быстрый бег, меткий глаз, твердость удара руки и вечная уверенность в том, что тебя не победят.
Трусам и лентяям в этой игре нет места. Я усердно рекомендую эту родную русскую игру не только как механическое упражнение, но и как безобидную забаву, в которой вырабатывается товарищеская спайка – «Своего выручай!»
Думаем, если бы в то время в России существовал хоккей, то с вероятностью 99,9 % можно предположить, что этот вид спорта стал бы одним из любимых для Александра Ивановича Куприна.
А мы настоятельно советуем запомнить очень важное наставление Куприна:
«Человек должен развивать свои физические способности. Нельзя относиться беззаботно к своему телу».
О том, как бесплатно и эффективно подкачаться в суровых трудовых буднях, мог бы рассказать Максим Горький.
Горький, он же Алексей Пешков, был сильным человеком. Об этом не сложно догадаться глядя на его фотографии. Но, в отличие от современных силачей, Горький спортзал не посещал. У него были другие «университеты».
Один из них – булочная Деренкова в Казани, где он в 16 лет работал помощником пекаря и таскал пятипудовые мешки с мукой.
«20 пудов муки, смешанных с водою, дают около 30 пудов теста. Тесто нужно хорошо месить, а это делалось руками. Караваи печеного весового хлеба я нес в лавку рано утром, часов в 6–7. Затем накладывал большую корзину булками, розанами, сайками-подковками – 2–2 1/5 (два – два с половиной) пуда и нес ее за город на Арское поле в Родионовский институт, в духовную академию».
К слову, 1 пуд – это 16 килограмм.
Такова была «программа тренировок» Максима Горького. Помимо булочной, у него в молодости были и другие возможности «подкачаться»: работа на рыбном и соляном промыслах, в ремонтных мастерских.
Став известным писателем, Горький не потерял хорошую физическую форму. Например, он мог десять раз не торопясь перекреститься пудовой гирей. Это упражнение имело популярность у русских силачей издревле.
Занимаясь писательской и общественной работой, Горький всегда находил время для поддержания бодрости и здоровья, любил греблю, плавание, игру в городки, зимой охотно ходил на лыжах, отлично катался на коньках.
Кататься на коньках обожали и сестры Цветаевы.
Хотя, например, Марина Ивановна имела к спорту весьма скептическое отношение. В эссе «Поэт-альпинист» она написала:
«Каждый профессиональный спортсмен – вор, и я удивляюсь рабочему человеку, который не видит, что пот, проливаемый спортсменом – впустую! – жестокое издевательство над его труженическим потом. “Здоровый дух в здоровом теле”. Но если в теле вообще больше нет души, если она выбита из тела футбольными мячами? Если в голове вместо мыслей одни состязания?».
Если бы поэтесса была знакома с Виталием Бианки, бывшим первоклассным футболистом и незаурядным писателем, возможно она не стала бы так однозначно и предвзято говорить о спортсменах.
Но женщинам свойственно вдаваться в крайности… Особенно если у них тонкая поэтическая душа.
Впрочем, это не мешало Марине Цветаевой с удовольствием ходить на каток вместе с сестрой Анастасией. Любимым местом сестер был каток на Патриарших прудах, который в конце XIX века стал одним из самых популярных мест для зимнего отдыха москвичей. Именно на этом катке Анастасия познакомилась со своим будущим мужем Борисом Трухачевым.
Другая легендарная поэтическая пара Серебряного века – Анна Ахматова и Николай Гумилев – любили удивить друзей и знакомых своей физподготовкой.
После свадьбы в 1910 году А. А. Ахматова и Н. С. Гумилёв переехали жить в усадьбу Слепнёво, где часто устраивали для друзей импровизированный «цирк». Гостей развлекали танцами на канате, хождением колесом, а также виртуозными трюками верхом на лошади в исполнении Николая Гумилева. Он кстати, несмотря не небольшое косоглазие, был еще и не плохим стрелком.
Не отставала от мужа и А. А. Ахматова.
Соседка по усадьбе В. А. Неведомская вспоминала:
«Ахматова выступала как «женщина-змея»; гибкость у неё была удивительная – она легко закладывала ногу за шею, касалась затылком пяток, сохраняя при всём этом строгое лицо послушницы».
А еще Ахматова с детства любила плавать.
«Вы знаете, в каком виде тогда барышни ездили на пляж? Корсет, сверху лиф, две юбки – одна из них крахмальная – и шелковое платье. Наденет резиновую туфельку и особую шапочку, войдет в воду, плеснет на себя – и на берег. И тут появлялось чудовище – я – в платье на голом теле, босая. Я прыгала в море и уплывала часа на два. Возвращалась, надевала платье на мокрое тело – платье от соли торчало на мне колом… И так, кудлатая, мокрая, бежала домой».
Также Гумилев и Ахматова в 1912 году у себя в усадьбе организовали площадку для тенниса. В то время это уже не было такой экзотикой, как во времена Льва Толстого.
Были среди писателей начала XX века и футболисты.
Будущего автора «Лесной газеты» Виталия Валентиновича Бианки называли неудержимым игроком высочайшего класса по футболу. Он даже был обладателем Весеннего кубка Санкт-Петербурга 1913 года.
Бианки играл в футбольных командах Санкт-Петербурга, участвовал в играх чемпионата города. Выступал за клубы «Петровский» (1911 год), «Нева» (1912), «Унитас» (1913–1915, 1916 весна), где был одним из лидеров.
Хорошо знавший Бианки писатель Алексей Алексеевич Ливеровский вспоминал о нем:
«…Его ставили в сборную Петербурга. Он бил с обеих ног, славился резким рывком и точной прострельной передачей. Великолепно подавал угловые, хлестким резаным ударом и прямо на ворота.
Надо было видеть, как он, высокий красавец, не снимая с головы красной с черным хвостиком фески, мчится, в два финта обыгрывает кажущегося неуклюжим бека-защитника и хлестко, неотразимо бьет в «девятку». Популярность футболиста Бианки была велика и обоснована. Он действительно был игрок высочайшего класса.
Футбольная команда поселка Лебяжий, в котором семья Бианки проводила летние месяцы, существовала только летом, во время студенческих и школьных каникул. Игровая зона команды распространялась на побережье от Старой Красной Горки до Петергофа, включая Малую и Большую Ижоры, Ораниенбаум и Мартышкино. Матчи с Кронштадтом считались уже междугородними и назначались редко.
За день-два до очередной встречи на почте у крыльца трактира «Бережок» и просто на телеграфных столбах появлялись афиши о матче с приезжей командой. Готовилось футбольное поле. Ворота были без сеток, боковые линии — мелкие канавки и валики снятого дерна.
Свисток! Под жаркие аплодисменты почитателей, в белых рубашках и синих трусах, на поле выбегала любимая команда. Первая команда «Лебедя»! Мы, мальчишки, знали каждого игрока. Вот капитан — ловкий, всегда подчеркнуто корректный Оська Гаген-Торн, крепыши братья Васьковские, стремительный центрфорвард, кумир дачных девушек Гриша Рахманин, непроходимый бек Володька Гюнтер по прозвищу Буцефалушка, быстрый правый инсайд Юрий Ливеровский и, наконец, «сам» Витька (так в обиходе звали его) Бианки».
В 1916 году Бианки призвали в армию, и его футбольная карьера завершилась.
Михаил Афанасьевич Булгаков тоже всегда держал себя в форме, упражняясь в разных видах спорта. Лето он посвящал теннису и крокету, а зиму – лыжам. Кататься любил и в одиночку, и в компании.
Часто вместе с молодыми актерами МХАТа он выбирался в Сокольники на лыжные прогулки. Ездил также с друзьями и коллегами. Об этом в книге «О времени, о Булгакове и о себе» вспоминал его друг, кинодраматург Сергей Ермолинский:
«Михаил Афанасьевич бегал на лыжах лучше меня. Скатываясь с горки чуть покруче, я не мог удержаться, лыжи разъезжались, и я валился на бок. Это обязательно происходило, когда мы, возвращаясь, съезжали с Нескучного или с Воробьевых на реку. Тут спуск крут, и я летел вниз, теряя палки. Но однажды, когда сгустились сумерки и в синеве тумана не видно было реки внизу, я вдруг покатился, чуть присев, и хотя чувствовал, что несусь быстро, в лицо бьет ветер и, кажется, уже чересчур долго несусь, но не падаю. Вылетел на реку, не упал, завернул и не без лихости притормозил. Булгаков стоял неподалеку и кричал мне, смеясь:
– Оглянись, погляди, горка-то какая!
Я оглянулся. Снизу, с реки, косогор, с которого я съехал, открылся мне: как это я не упал?
– Молодец! – воскликнул Булгаков. – А почему? Да потому, что не боялся. Не видел, какая горка, и не боялся. Главное, Сергей, не бояться. Вот как, брат».
Лыжи сыграли свою роль и в знакомстве Булгакова с Еленой Шиловской, его третьей женой. Будущие супруги впервые встретились у общих знакомых на праздновании Масленицы и в тот же вечер Михаил Афанасьевич пригласил новую знакомую прокатиться с ним на лыжах. Отличный вариант для свидания!
Еще один лыжник – Константин Паустовский.
В лыжные походы Паустовский чаще всего отправлялся с женой и самыми близкими друзьями. Потому что не каждый выдержал бы такие «прогулки». Путь обычно начинался ранним утром, а заканчивался уже затемно.
«Я много работаю, отдыхаю только на лыжах. На лыжах ходим каждый праздник очень далеко, по 15–20 верст», – рассказывал он в письме матери. К слову, 1 верста – это чуть больше километра.
А во время работы в Российском телеграфном агентстве Константин Георгиевич увлекся зарядкой и закаливанием. В 1923 году в письме своему коллеге, журналисту Александру Гюль-Назарьянцу, Паустовский писал о своем режиме:
«Три раза в день я обливаюсь холодной водой, сплю при открытых настежь окнах, под одной простыней, без белья, вот уже месяц я не надевал фуражки и пальто, и очень посвежел, окреп, помолодел. Все, кто видел меня раньше, поражены этим. И вместе с тем, я по ночам много работаю, мало сплю».
Такие методы отлично натренировали выносливость Паустовского, что способствовало его плодотворной работе. За несколько лет Константин Георгиевич написал десятки рассказов и повестей.
Но не только Паустовский любил спорт по утрам…
Вдох глубокий, руки шире,
Не спешите – три-четыре! –
Бодрость духа, грация и пластика!
Общеукрепляющая,
Утром отрезвляющая,
Если жив пока еще, – гимнастика!
Наверное, все помнят эти строки из известной песни Владимира Семеновича Высоцкого про утреннюю гимнастику. На видеозаписи, где он ее исполняет, Высоцкий с легкостью продемонстрировал несколько гимнастических трюков.
Однако, в юности будущий поэт не походил на мужественного героя: за худобу и узкие плечи еще в школе его называли «высотой». Но он усердно работал над своей физической формой. Занимался боксом, фехтованием и изучил основы каратэ. Впоследствии это помогло Высоцкому на съемках фильмов обходиться без каскадеров.
О страсти поэта к акробатике знали и близкие, и поклонники. Уже во взрослом возрасте он не раз поражал друзей: например, ловко ходил на руках по лестнице или непринужденно делал переднее сальто.
Еще Высоцкий искренне любил горы и предпочитал советский Эльбрус западному Куршавелю, а во время съёмок фильма «Штрафной удар» даже освоил горные лыжи.
Кроме того, Владимир Семенович был настоящим спортивным болельщиком.
«Я прошу, не будите меня поутру.
Не проснусь по гудку и сирене.
Я болею давно, а сегодня помру.
На Центральной спортивной арене».
Высоцкий любил спорт и посвятил ему десятки песен. Он пел о гимнастике, футболе, прыжках в длину и о хоккее, ставшем особенно популярным у жителей СССР в 1960-е годы.
На вопросы о любимой команде он отвечал так:
«Я раньше болел за разные команды; потом, когда пообщался со спортсменами разных команд, я перестал выделять какую-либо одну. Поэтому я предпочитаю болеть, когда наши играют с кем-нибудь из заграничных команд, – вот тогда я болею».
Высоцкий был близко знаком со многими спортсменами, неоднократно выступал у них на тренировочных базах или просто в компаниях. Так, отдыхая в Канаде во время Олимпиады в 1976 году, он случайно встретил легендарных советских футболистов Олега Блохина и Леонида Буряка. Знакомство, как вспоминали игроки впоследствии, закончилось домашним концертом, где бард исполнял свои песни.
Можно ли сочетать литературу и спорт? Умственное творчество и физическую активность? Думаем, что Вы убедились – можно и нужно!
Читайте книги, занимайтесь спортом, живите полноценной и счастливой жизнью!