Существует мнение, что дневниковый текст – это идеальный жанр, ведь он не предполагает чтения современниками, а значит, более искренний. Возможно поэтому дневниковые записи часто содержат эксклюзивную информацию и сообщают то, что нельзя найти в известных нам источниках. Предлагаем сегодня почитать писательские дневники.
Первые известные науке дневники появились в Японии в XI веке. В Китае дневники известны с XII, а в Европе – с XV века. Однако дошедшие до нас европейские дневниковые записки XV–XVI веков не могут называться дневниками в современном значении этого слова, так как в основе их либо придворные записи, воспроизводящие события разнообразных дипломатических миссий, либо путевые заметки.
К немногочисленным памятникам дневникового творчества на русском языке относятся дневники Марины Мнишек XVII века, а также памятник Армянской истории – дневник Закария Акулисского, описывающий торговые путешествия составителя в восточные и европейские страны. Но в этих текстах не просматривается личность автора и его отношение к происходящим событиям. Это только фиксация фактов.
В конце XVII – начале XVIII века дневниковые записи получили такую популярность, что им стали подражать писатели. Появились первые художественные дневники.
В русской литературе жанр дневника сложился в конце XVIII века. Именно в это время Андрей Тимофеевич Болотов составлял свои многотомные автобиографические записи, Николай Михайлович Карамзин публиковал «Письма русского путешественника», вели свои записи Екатерина II, княгиня Дашкова и многие кавалеры и дамы высшего света.
Расцвет дневникового жанра наступил в XIX–XX веках. В этот период появляются дневники самых разных видов. Создаются тексты как для читателей, так и сугубо личные, зачастую впоследствии уничтожаемые. Дневники ведут многие писатели, а также политические деятели, актеры, музыканты и люди самых разных профессий.
При этом увеличившееся количество материала вытесняет дневники простых обывателей из поля научного интереса исследователей. Для изучения эпохи они обращаются в первую очередь к писательским дневникам. Ведь именно дневник писателя, как правило, публицистичен и зачастую полемичен по отношению к описываемой действительности. Он содержит документальные свидетельства, фрагменты разговоров людей, выдержки из писем, собственные наблюдения автора.
Писатель Дмитрий Фурманов отмечал в своём дневнике:
«Коплю материалы: всё, что увижу, что услышу интересное, что прочту, – сейчас же записываю…».
Кроме того, в отличие от бытового, в писательском дневнике обязательно присутствует оценочное начало.
Давайте почитаем дневники писателей разных эпох и начнем, конечно же, с Александра Сергеевича Пушкина.
Он постоянно выступал за то, чтобы его современники записывали свои воспоминания. В России «память замечательных людей скоро исчезает по причине недостатка исторических записок», – утверждал Пушкин.
Он даже подарил своему другу и собеседнику, фрейлине русского императорского двора Александре Осиповне Смирновой альбом с надписью на заглавном листе: «Исторические записки А. О. С ***», где поместил как эпиграф ее стихотворную характеристику. Желая подтолкнуть к созданию личного дневника, подарил он тетрадь и актеру Щепкину, в которую сам вписал первые строки: «17 мая 1836. Москва. Записки актера Щепкина. – Я родился в Курской губернии Обоянского уезда в селе Красном, что на речке Пенке».
Пушкин многие годы и сам вел дневники. Однако сохранилось от этой автобиографической прозы очень немногое, и почти всё, дошедшее до наших дней, является незавершенными отрывками. Это дневники, мелкие записи типа заметок в календаре, программы неосуществленных мемуаров и фрагменты воспоминаний.
Первый известный дневник Пушкина относится к 1815 году, последний – к 1835 г. Дошедшие до нас дневники 1815 и 1821 годов сохранились лишь фрагментарно: и тот и другой не имеют начала. Первый охватывает время менее месяца, второй – чуть более двух. От 1827 года известна лишь одна запись. Записи 1831-го велись в течение полутора месяцев. Последний дневник сохранил события с ноября 1833 по февраль 1835 года. В отличие от всех предыдущих, этот дневник является пронумерованным (на его титульном листе, по-видимому рукой самого Пушкина, написано «No 2») и это позволяет предположить, что ему предшествовал другой дневник этого же периода, нам неизвестный.
Дневники Пушкина, отражая потребность писателя фиксировать все важное, происходящее вокруг него, имели и определенное назначение. Помимо того, что они могли служить автору надежным источником для будущих воспоминаний, они являются и бесспорным обращением Пушкина – через головы современников – к последующим поколениям, свободным от царской цензуры.
Автобиографические «Записки», многие страницы которых были созданы Пушкиным в ссылке в Михайловском, содержали кроме ежедневных записей и воспоминания поэта о друзьях-декабристах. Именно эти «Записки», надо думать, дали основание Пущину говорить о существовании политической прозы Пушкина.
Об объеме «Записок» можно судить по письмам поэта из Михайловского, из которых становится ясным, что он писал свои воспоминания почти год – с ноября 1824-го по сентябрь 1825 года. А о ценности этого материала приходится сегодня догадываться лишь по фрагментам. Большая часть «Записок» была уничтожена самим Пушкиным.
«В 1821 году начал я свою биографию, – писал поэт в 1830-х годах, – и несколько лет кряду занимался ею. В конце 1825 года, при открытии несчастного заговора, я принужден был сжечь сии записки. Они могли замешать многие имена, и, может быть, увеличить число жертв. Не могу не сожалеть о их потере: я в них говорил о людях, которые после сделались историческими лицами, с откровенностию дружбы или короткого знакомства!».
В дни освободительной войны греков против турок поэтом велся так называемый Кишиневский дневник. В уцелевших страницах дневника, писавшихся месяц спустя после возвращения в Кишинев, находятся лишь краткие заметки о событиях периода восстания декабристов. Здесь же Пушкин признает свои связи с гетеристами и то, что готовился лично участвовать в греческой освободительной войне.
Записи 1831 г. посвящены восстанию в военных поселениях Новгородской губернии, более известному как холерный бунт. В дни восстания поэт жил в Царском Селе – резиденции Николая I, к которому стекались все сведения о мятеже. Постоянно общаясь с придворными и близкими к царю лицами, Пушкин записывал с их слов свежие новости. Высказывалось предположение, что эти записи Пушкин собирался представить правительству как образец для газеты «Дневник», которую он готовился издавать. Однако, вероятнее всего, так и не издал. Записи содержали частные сведения – такие, например, как помолвка упомянутой нами ранее Александры Смирновой или критика действий императора (пусть и самая умеренная, но такое в печати было недопустимо).
По своему содержанию дневники Пушкина представляют собою ценнейший документ свидетеля эпохи. В этом смысле особенно ярким является дневник 1833–1835 гг. Пушкин подвергает здесь критике множество вопиющих фактов, характеризующих современный ему общественный строй: расточение государственных средств на придворную роскошь, обход царем законного судопроизводства с выразительной репликой, обращенной к Николаю: «Вот тебе шиш, и поделом», хищение крупнейшими чиновниками сумм, предназначенных для помощи голодающим крестьянам, и многое другое.
В дневниках Пушкина, начиная с лицейского и заканчивая 1835 годом, сочетаются записи об общественной жизни страны с литературными новостями, всё это перемежается историческими анекдотами и личными заметками.
Дневниковые записи позволяют увидеть изменения и в характере самого поэта. Восторженное выражение чувств юноши сменяется в последнем дневнике суровой сдержанностью.
Почитайте дневники Александра Сергеевича… Мы уверены, что вы откроете для себя совершенно нового Пушкина.
Ни один русский писатель не оставил после себя столь обширного по времени и богатого по содержанию дневникового наследия как Лев Толстой. Лев Николаевич вел Дневники с некоторыми перерывами в течение почти всей своей жизни. Он начал их в 1847 году 18-летним юношей-студентом и закончил в 1910-м 82-летним всемирно известным писателем.
Толстой считал, что дневник помогает человеку сосредоточиться в его размышлениях о жизни, обязывает к искренности, откровенности, честности с самим собой. Главной целью ведения дневников для писателя было самосовершенствование. Правда от легкой самокритики гений русской литературы порой переходил к самобичеванию.
«Главные мои недостатки: 1. Неосновательность (под этим я разумею: нерешительность, непостоянство и непоследовательность) 2. Неприятный тяжелый характер, раздражительность, излишнее самолюбие, тщеславие 3. Привычка к праздности».
«28 января 1855 года. Два дня и две ночи играл в штосс. Результат понятный — проигрыш всего — яснополянского дома. Кажется, нечего писать — я себе до того гадок, что желал бы забыть про свое существование».
«6, 7, 8 февраля 1855 года. Опять играл в карты и проиграл еще 200 рублей серебром. Не могу дать себе слово перестать, хочется отыграться, а вместе могу страшно запутаться… Предложу завтра Одаховскому сыграться, и это будет последний раз».
Вообще говоря, дневники Льва Толстого – кладезь для психологов. Здесь есть всё: самоанализ, постановка проблем и целей, попытка решить жизненно важные вопросы. Кстати, записи вела и его жена, Софья Андреевна. Супруги Толстые могли бы посоревноваться в том, чей дневник наиболее честный, подробный, эмоциональный и откровенный.
Кто-нибудь из вас пробовал записывать сны? Они слишком странные или, может быть, вы их не запоминаете? А вот Лев Толстой всё записывал:
«23 Августа. Видел во сне, что я оделся мужиком, и мать не признает меня».
Лев Николаевич часто упрекал себя за чрезмерную лень, что отразилось и в его записях. Страшное и модное сейчас слово «прокрастинация» было ой как знакомо Толстому.
«14 Июля. Сидел дома. Ничего не делал.
15 Июля. Тоже ничего не помню».
Из дневников узнаем, что иногда распорядок дня Толстого напоминал жизнь современных подростков.
«Поздно проснулся, ленился, грустил…»
Или вот так:
«9 января 1854 года.
1) Встал поздно. 2) Разгорячился, прибил Алешку. 3) Ленился. 4) Был беспорядочен. 5) Был грустен».
Вряд ли Вы отважитесь когда-либо полностью ознакомиться с дневниковым наследием Льва Николаевича (хотя оно, пожалуй, не менее интересно чем «Война и мир»), поэтому очень рекомендуем почитать публикации современного гения литературоведения и знатока личности Толстого – Павла Басинского. Он уже отобрал все самые характерные и из ряда вон выходящие признания классика.
Лев Толстой искренне желал встретиться со своим современником и соратником по перу – Федором Михайловичем Достоевским. Впрочем, это желание у писателей было обоюдным. Но встреча так и не состоялась. Более того, не состоялась даже переписка. Сначала Федор Михайлович поверил слухам о сумасшествии Толстого, а затем скончался, так и не написав ему.
Зато автор «Преступления и наказания» оставил после себя «Дневник писателя», который называют вершиной художественной публицистики дневникового жанра XIX века.
Как писателя и публициста Достоевского интересовало практически все происходящее в современном ему мире, все находило отклик в его творчестве.
Весь 1873 и начало 1874 года Федор Михайлович Достоевский работал редактором журнала «Гражданин». В этом журнале он начал печатать свои фельетоны под общим названием «Дневник писателя». А затем, устав от напряженной работы редактора, Достоевский решил отказаться от этой должности.
Но в 1875 году он получил разрешение на издание своего собственного отдельного ежемесячного журнала, и назвал его так же, как и фельетоны из упомянутой рубрики. Что же такое «Дневник писателя»? Любопытно, но даже современники Достоевского не сразу поняли суть этого издания. В феврале 1876 года Достоевский недоумевал: «…все буквально не понимают, что такое «Дневник» – журнал или книга?»
На самом деле это был не дневник, где описывались личные, интимные переживания и не художественное произведение. Он представлял собой ежемесячный «журнал-дневник», в котором Достоевский обсуждал вопросы из общественной и литературной жизни, которые волновали его. Вот как сам Федор Михайлович определял суть издания в письме Владимиру Соловьеву от 11 января 1876 года:
«…о слышанном и прочитанном, – всё или кое-что, поразившее меня лично за месяц… совершенный дневник в полном смысле слова, то есть отчет о том, что наиболее меня заинтересовало лично…».
Чем-то определено похоже на современный блог.
У этого необычного журнала-дневника вскоре после создания появилось множество поклонников. Люди со всей страны с интересом читали «Дневник» и присылали Достоевскому свои письма благодарности. Письма приходили отовсюду. Некоторые читатели приходили лично домой к Достоевскому, чтобы с ним познакомиться. Так что популярность и востребованность блогерства была предопределена еще в XIX веке.
«Вы не поверите, до какой степени я пользовался сочувствием русских людей в эти два года издания. Письма ободрительные, и даже искренно выражавшие любовь, приходили ко мне сотнями. С октября, когда объявил о прекращении издания, они приходят ежедневно, со всей России, из всех (самых разнородных) классов общества, с сожалениями и с просьбами не покидать дела. Только совестливость мешает мне высказать ту степень сочувствия, которую мне все выражают. И если б Вы знали, сколькому я сам научился в эти два года издания из этих сотен писем русских людей. <…> Во всех сотнях писем, <…> всего более хвалили меня за искренность и честность мысли; значит, этого-то всего более и недостает у нас, этого-то и жаждут, этого-то и не находят. Граждан у нас мало в представителях интеллигенции…»
(Из письма Федора Достоевского С. Д. Яновскому, 17 декабря 1877 г.)
Работа над «Дневником» отнимала у Достоевского много сил. Он посвятил своему детищу 2 года, но в конце 1877 г. решил прекратить его выпуск.
Теперь полистаем дневники одной из поэтесс Серебряного века…
Зинаида Николаевна Гиппиус привнесла новое представление о дневнике в литературу. Свои дневниковые записи она называла «мертвецами, лежащими в могиле», то есть предназначенными для публикации после смерти автора или, во всяком случае, очень нескоро…
Дневники Гиппиус вела на протяжении почти всей своей жизни. Называла из по цвету обложек «Синяя книга», «Черная тетрадь», «Серый блокнот». Писала о пережитом, о мировой войне, революциях, эмиграции. И почти все тетради сразу же были опубликованы. Еще бы, ее мнения подхватывались на лету писателями, титулованными особами, министрами, ее оценки в стихах, прозе, драматургии на все лады обсуждались в столичных салонах и в печати, а дела вроде учреждения Религиозно-философского общества приобретали оглушительный общественный резонанс. Взгляд Гиппиус не знал авторитетов, ее перо не щадило никого, и прежде всего литературных оппонентов – писателей, ориентирующихся на традиции классического реализма.
Вышедшую в 1908 году под псевдонимом Антон Крайний книгу очерков Гиппиус также назвала «Литературный дневник». Статьи, вошедшие в этот сборник, являются дневником скорее в историческом, чем в жанровом отношении. Всякий сборник, говорила писательница, – это «вчерашний день», а всякий «вчерашний день» – история, записанная автором на бумаге.
Почти все статьи «Литературного дневника» создавались перед революцией 1905 года, в «староцензурные» времена России, и в них поэтессе виделась «капля ее вчерашнего дня».
В мозаику «Литературного дневника» входили заметки и статьи о литературе, искусстве и просто о жизни. Круг тем был весьма разнообразен: театр Станиславского, проза Брюсова, смерть Чехова, творчество Горького, столь неоднозначное для Гиппиус. Примечательна статья «Влюбленность» о «плотовидце» Василии Васильевиче Розанове, талант которого она высоко ценила и образ которого запечатлела уже после его смерти, в книге воспоминаний о нем «Живые лица».
Первоначально Гиппиус не намеревалась печатать свои дневниковые записи, особенно ранние, в которых содержались ее интимные, самые дорогие и сокровенные размышления. Однако «Дневник любовных историй», относящийся к периоду 1893-1904 годов, все же был опубликован в Париже четверть века спустя после ее смерти.
И вот как он начинался:
19 февраля 1893 г.
«Так я запуталась и так беспомощна, что меня тянет к перу, хочется оправдать себя или хоть объяснить себе, что это такое?
… мои дневники афоризмов здесь не помогут. Нужны факты и, по мере сил, чувства, их освещающие. Я не говорю, что в этой черной тетради, вот здесь, я буду писать правду абсолютную, – я ее не знаю. Но всякую подлую и нечистую мысль, про которую только буду знать, что она была, – я скажу в словах неутайно…
И не надо выводов. Факты – и какая я в них. Больше ничего. Моя любовная грязь, любовная жизнь. Любовная непонятность…»
Из дневников З. Гиппиус наибольшей известностью пользуются, пожалуй, ее «Петербургские дневники», созданные в период с 1914 по 1919 год.
Вот некоторые мысли, занесенные ей в эти записные книжки:
«Россия — очень большой сумасшедший дом. Если сразу войти в залу желтого дома, на какой-нибудь вечер безумцев, — вы, не зная, не поймете этого. Как будто и ничего. А они все безумцы».
Или другое:
«Отчего это у нас всё или «поздно» – или «рано»? Никогда еще не было – «пора»».
«Петербургский дневник» Гиппиус вела с начала Первой мировой войны. Жизнь Мережковских была, в общем, благоприятна для ведения подобных записей. Коренные жители Петербурга, они принадлежали к тому кругу русской интеллигенции, которую называли совестью России.
Дневник 1917 года рисует картину сползания страны в бездну безумия. Из окон своей квартиры на Сергиевской Мережковские «следили за событиями по минутам». Гиппиус смотрела, как осенью того года обнажаются деревья Таврического сада.
«Я следила, как умирал старый дворец, на краткое время воскресший для новой жизни – я видела, как умирал город… Да, целый город, Петербург, созданный Петром и воспетый Пушкиным, милый, строгий и страшный город — он умирал…».
Гиппиус стала одним из немногих истинных летописцев событий 1917–1919 годов. Ее сведения нередко основывались на «слухах», которые являлись характерной чертой массового сознания того времени. Однако она всегда стремилась отделить «слухи» от того, что ей сообщали лица осведомленные, в частности из Временного правительства.
Дневники с ноября 1917 до июня 1919 года считались утерянными, о чем Гиппиус упоминает в послесловии к «Синей книжке». Однако они сохранились в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки в Санкт-Петербурге.
В «Черной книжке», которая является частью «Петербургских дневников», Гиппиус запечатлены многие факты и картины русской жизни послереволюционного времени, о которых у нас широко известно стало лишь в последние годы.
Изучить все дневниковые записи Зинаиды Гиппиус за один выпуск не представляется возможным, слишком уж велико их количество и значение. Советуем вам обратиться к ним самостоятельно…
А сейчас предлагаем полистать дневники другого автора.
Один из создателей легендарного персонажа – Остапа Бендера – Илья Арнольдович Ильф делал свои записи не для читателя, а для себя. Записные книжки были его внутренним литературным хозяйством, его писательской лабораторией, если хотите, кладовой.
«Обязательно записывайте, – говорил он своему другу и соавтору Евгению Петрову, – все проходит, все забывается. Я понимаю – записывать не хочется. Хочется глазеть, а не записывать, но тогда нужно заставить себя…».
Заставить себя Ильфу, к сожалению, удавалось не всегда, но он успел сделать немало записей, которые после его смерти стали достоянием читателей.
«Записные книжки» Ильфа можно читать и перечитывать много раз. И всегда с неугасающим интересом, всегда с ощущением новизны и прелести первого знакомства, неизменно восхищаясь меткостью ильфовских замечаний, зоркостью его художественного зрения. В своих записях Ильф как бы размышляет вслух, не замечая читательского присутствия. Строка за строкой складывается на страницах «Записных книжек» удивительная колоритная мозаика забавных мелочей и наблюдений, шутливых сентенций, снайперски метких определений, чеканных сарказмов, интересных путевых эпизодов, миниатюрных лирических и юмористических новелл. От острого, умного взора Ильфа не ускользает ни одна, казалось бы, незначительная, черточка, за которой он обнаруживает любопытное бытовое явление, раскрытие человеческого характера, серьезную общественную проблему.
Ильф не навязывает своих мнений. Он их просто и лаконично высказывает. Но делает это так остроумно, точно и убедительно, что вы принимаете их целиком.
На страницах «Записных книжек» отчетливо вырисовывается облик Ильи Ильфа – писателя с благородным сердцем и воинствующим духом, непримиримого врага пошлости, мещанства и приспособленчества. Писателя-бойца, вооруженного выдающимся талантом сатирика.
Записная книжка была постоянной спутницей Ильфа. В ней записывались не только заготовки, но и случайно подмеченные удачные детали – фамилии, наблюдения, мотивы. А затем некоторые из них путешествовали из книжки в книжку, изменялись, развивались, совершенствовались, пока окончательно не удовлетворяли автора. Тогда у этих записей появлялся шанс попасть в ильфовский рассказ.
Так случилось, например, с «конторой по заготовке рогов и копыт» фиктивного учреждения из романа Ильфа и Петрова «Золотой теленок». В записной книжке 1927–1928 годов появляется контора по заготовке «голубиного помета, тигровых костей (или башлыков)». А «Контора рогов и копыт» из книжки 1928 года перемещается в одноименный ильфовский рассказ. Но лишь в вышеупомянутом романе это учреждение находит законное место.
Невозможно перечислить все темы и все «художественные особенности» его записей. Ильф был изобретателем и коллекционером смешных или каламбурных фамилий: например, Тихомадрицкий, Медуза-Горгонер, Новиков-Прибор или Кассий Взаимопомощев.
Именно ему принадлежат меткие определения – непреклонный возраст, седеющее бебе или потенциальная гадюка.
Он подмечал смешные несоответствия – «Бежевые туфли и такого же цвета лиловые чулки», «Есть звезды, незаслуженно известные, вроде Большой Медведицы».
Собирал газетные и канцелярские штампы:
«Как работник сберегательной кассы я прошу вас изложить в юмористической форме те условия, в которых приходится работать сберегательным кассам».
В выражениях резких, но верных Ильф оценивал литературу и искусство тех лет:
«Чувство стыда не покидает все время. Пьеса написана так, как будто никогда на свете не было драматургии, не было ни Шекспира, ни Островского».
Если вы хотите генерировать новые идеи, выдавать смешные или броские заголовки, то непременно воспользуйтесь советом Ильи Ильфа о необходимости всё подмечать и фиксировать в записной книжке.
Продолжим перемещаться по страницам писательских дневников…
Мемуарно-дневниковая проза периода войны представлена широким пластом произведений, мемуарами военачальников, участников военных событий и дневниками обычных людей, прошедших войну, а также дневниками писателей, участвовавших в боевых буднях. Конечно дневников, дошедших с полей сражений Великой Отечественной, куда меньше, чем воспоминаний, написанных годами, а то и десятилетиями позже. Ведь вести дневники в Красной Армии фактически было запрещено всем, независимо от должности. Правда, общевойскового приказа, устанавливавшего запрет на дневники, не существовало. Но этот вопрос эффективно решался «на местах». Тем ценнее дневниковые записи тех лет, дошедшие до наших дней…
Мемуары и дневники Великой Отечественной исповедальны и искренни. Авторы мемуаров и дневников военного времени сумели выразить настроение эпохи, создать яркое представление о жизни на войне. В этот период можно наблюдать процесс, когда Анна Франк, Этти Хильсам, Отто Вульф, Нина Луговская становятся известны широкому читателю только благодаря своим дневникам, описывающим пережитое во время войны.
А самым известным писателем-фронтовиком, тяготевшим в дневниковой прозе, является, конечно, Александр Твардовский. Но это тема отдельного разговора…
Остановимся на одной из интересных и запрещенных литературных личностей послевоенного периода. Замечательный ленинградский прозаик Сергей Довлатов как-то пошутил: «От хорошей жизни писателями не становятся».
И действительно, родился он в эвакуации в 1941 году, умер в Нью-Йорке в 1990-м. Эмиграцию, как и многие его коллеги воспринимал лишь с одной точки зрения: «Ты вырвался, чтобы рассказать о нас и о своем прошлом». Эту задачу он выполнил с честью.
Довлатов вот уже много лет остается одним из самых читаемых авторов. Однако его литературное творчество, разрешенное к публикации наследниками, сравнительно невелико и поместилось в скромный пятитомник. Эпистолярий в это издание не входит. Письма опубликованы в двух других изданиях. Еще одна книга переписки издана против воли наследников и запрещена к распространению, хотя активно используется исследователями творчества писателя.
Довлатовские «Записные книжки» – это своего рода литературный памятник, воздвигавшийся автором всю жизнь в честь живой, спонтанно искрящейся устной речи. Из этих микроновелл и родились сюжеты собственно прозаических сочинений писателя.
О «Записных книжках» Сергея Донатовича советский писатель Виктор Некрасов сказал:
«Записные книжки Довлатова – это собрание новелл, одни из которых занимают полторы строки, а иные растягиваются до целой страницы, но это всегда законченные новеллы со всеми чертами настоящей прозы – изяществом, ясностью, юмором и глубиной».
Довлатову понадобилась эмиграция, чтобы в конце концов понять: «…похожим быть хочется только на Чехова». Эта фраза из записных книжек очень существенна. Метод поисков художественной правды у Довлатова специфически чеховский. «Если хочешь стать оптимистом и понять жизнь, то перестань верить тому, что говорят и пишут, а наблюдай сам и вникай». Это уже из записной книжки Чехова – суждение необходимое для понимания того, что делал Довлатов и как он жил.
О людях в «Записных книжках» поведано «с откровенностью дружбы или короткого знакомства». Но далеко не все фамилии названы точно, как нельзя быть уверенным, что ту или иную реплику произнес именно этот человек. Реплики могли быть рассказчиком усилены и даже переадресованы, но не из корыстных или неблаговидных соображений, а ради чистоты стиля, тем самым и смысла.
А вот что Сергей Донатович писал о себе и своем творчестве:
«Степень моей известности такова, что, когда меня знают, я удивляюсь. И когда меня не знают, я тоже удивляюсь. Так что удивление с моей физиономии не сходит никогда».
Как человек он был взыскательно скромен. Как прозаик – стремительно, интенсивно точен. И там, где общественное мнение подозревало в человеческом поведении умысел и злую волю, Довлатов обнаруживал живительный, раскрепощающий душу импульс.
Самым ярким писателем последних лет, о дневниках которого нельзя не упомянуть, является, конечно, Евгений Гришковец.
Его дневниковые записи, которые из блога в ЖЖ плавно перекочевали на официальный сайт писателя, превратились уже в несколько книг. Записки разные по жанру – личные записи, эссеистика, очерки. О гастролях, о доме, друзьях, семье, путешествиях, творчестве…
Многие его записи уже стали почти афоризмами. И нам тоже хочется вспомнить самые яркие из них:
«Когда в моей жизни появилась любовь, я вдруг заметил, как много есть песен, которые каким-то образом про меня. И фильмов много про меня. Пьес, стихов, картин, даже скульптур! Я каким-то образом оказываюсь просто в центре мирового искусства…».
«Я знаю так много умных, сильных, трудолюбивых людей, которые очень сложно живут, которые страдают от одиночества или страдают от неразделенной любви, которые запутались, которые, не желая того, мучают своих близких и сами мучаются. То есть людей, у которых нет внешнего врага, но которые живут очень не просто. Но продолжают жить и продолжают переживать, желать счастья, мучиться, влюбляться, разочаровываться и опять на что-то надеяться. Вот такие люди меня интересуют. Я, наверное, сам такой…»
И еще…
«Любить можно только то, чего остановить невозможно. Всю эту жизнь, например…»
На этой оптимистичной ноте мы и хотим закончить наш небольшой обзор столь обширной темы.
Помните, дневник может стать вашим другом, заменить психолога или помочь сохранить в памяти самые важные моменты вашей жизни. Ежедневные записи, пусть совсем небольшие, даже в несколько строк, учат вниманию к себе и другим, развивают навыки самоанализа, воспитывают искренность, наблюдательность, вырабатывают вкус к слову. И если подумать, то многие из нас сегодня уже ведут эти ежедневные записи в социальных сетях, своеобразном дневнике XXI века.
Ведите дневники, сохраняйте в памяти самое важное и, конечно же, не забывайте читать книги!